1941: от катастрофы к первой победе

Н. Ефимов   1941: от катастрофы к первой победе [1]   , завоевание “жизненного пространства” для немецкой нации и уничтожение в этих целях “целых расовых единиц” всегда было главной целью Гитлера, для этого он и вооружал Германию. Об этом он писал в “Майн кампф”, настольной книге нацистов. Об этом он не раз говорил на узких совещаниях и в застольных беседах. Но почему он решился напасть на СССР именно в 1941-м? Германия всегда опасалась войны на два фронта. К 1941 году положение, считал Гитлер, складывалось исключительно благоприятное. На востоке Польша, на западе Франция разбиты. Вся континентальная Европа оказалась под свастикой. Англия продолжала войну в одиночестве. Попытки поставить ее на колени массированными воздушными налетами приносили поначалу ощутимый ущерб (за одну ночь, например, был уничтожен весь центр Ковентри). Но как только Черчилль стал премьером и, национализировав авиационные предприятия, наладил выпуск истребителей, немецкие бомбардировщики уже не могли рассчитывать на безнаказанность в английском небе. Направить сухопутные силы через Ла-Манш Гитлер не рисковал: 35-мильный пролив и британский флот надежно защищали Англию. Сложилась патовая ситуация. Но и Англия какой-либо серьезной опасности для Германии пока не представляла, тем более не по силам ей было совершить высадку на континенте. Что касается СССР, советского промышленного и военного потенциала, Гитлер его принижал и в целом имел весьма смутное представление о нем. “22 июня 1941 года мы открыли дверь и не знали, что за ней”, — скажет он уже на четвертом месяце войны. А пока, перед закрытой дверью, многое обнадеживало Гитлера. Когда в 1939 году советские и немецкие войска встретились на демаркационной линии в Польше, “все, — по словам А. Шпеера (в годы войны министра вооружений), — могли увидеть, насколько скудно, можно даже сказать, бедно вооружена Красная армия”. Гитлер был в восторге, выслушав подробный доклад Гудериана, вернувшегося из Польши: Красная армия не впечатляет, а “ее вооружение, особенно танковое, старое”. Советско-финская война, в которой советское командование действовало крайне неумело, еще более укрепила веру Гитлера, что пора браться за Восток. “Русская армия — это шутка”, — сделал вывод Гитлер. И не один он. Так рассуждали и его фельдмаршалы и генералы. Это позже, после войны, они будут все валить на Гитлера, но тогда они были целиком с ним. Начальник генштаба сухопутных сил вермахта Гальдер внушал, например, венгерскому коллеге: “Советская Россия как оконное стекло, нужно только раз ударить кулаком — и все разлетится в куски”. К 1941 году немецкая армия подошла на пике славы, опыта, уверенности в себе. Вся континентальная Европа (400 млн человек!) работала на Германию. Одни только чешские заводы “Шкода”, доставшиеся Гитлеру по мюнхенскому сговору, выпускали, по подсчетам Черчилля, столько вооружений, сколько в 1938 году давала вся английская “оборонка”. Чехи произвели для Гитлера практически весь парк бронетранспортеров, массу танков, самолетов, стрелкового оружия. Во Франции Гитлер захватил все, что имела ее мощная армия, а французские заводы регулярно поставляли немцам огромное количество боевой техники, особенно танков. Нейтральные шведы везли в Германию руду, сталь, подшипники: они неплохо заработали за годы войны. Добавьте сюда заводы Бельгии, Голландии, Польши, Дании, Норвегии, Хорватии и, разумеется, союзников Германии по агрессии. Гитлер решил, что более благоприятного момента для уничтожения СССР может и не быть. Тем более что во главе Германии стоит он сам, а личности такого исторического масштаба, считал Гитлер, рождаются раз в 500 или 1000 лет. Ну как упускать редкостный шанс? И Гитлер подписал план “Барбаросса”. Вот его суть:   “...германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война с Англией”. Другими словами, подытожил патриарх английских историков А. Тейлор, “Гитлер решил вторгнуться в Советскую Россию не потому, что она представляла опасность, а потому, что ей будет очень легко нанести поражение”.   Видели ли надвигающуюся опасность в Москве? Безусловно. 14 октября 1940 года, за восемь месяцев до войны, советское Правительство утвердило разработанные генштабом “Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940—1941 годы”. В этом документе реально оценивалась обстановка — стране надо готовиться   “к борьбе на два фронта: на Западе против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией (так оно и произошло!), и на Востоке против Японии”.   К весне 1941 года Сталину удалось, чтобы избежать войны на два фронта, заключить с Японией пакт о нейтралитете, а с Турцией обменяться нотами с обязательством соблюдать взаимный нейтралитет. Это была серьезная дипломатическая победа. В предвоенные годы благодаря индустриализации страны значительно вырос ее экономический и соответственно военный потенциал. Нашими первыми траншеями, скажет уже после войны И. Эренбург, были котлованы великих строек пятилетних планов. В июне 1940 года Правительство принимает специальное постановление о выпуске танков Т-34. Суббота становится рабочим днем, страна стремится вовсю использовать мирную передышку. От народа не скрывают нарастающую опасность. В марте 1941 года Сталинская премия присуждается антинемецкому, по словам корреспондента Би-би-си А. Верта, фильму С. Эйзенштейна “Александр Невский” и патриотическим произведениям (роман А. Толстого “Петр Первый”, эпопея С. Сергеева-Ценского “Севастопольская страда”, оратория Ю. Шапорина “На поле Куликовом”). Все эти произведения пронизаны духом борьбы с захватчиками. И наконец, Сталин в мае 1941 года возглавил Правительство. Чувствовал, что роковая схватка приближается. Слабость Красной армии видел не только Гитлер, но и Сталин. Подводя итоги боевым действиям против Финляндии, он на совещании начальствующего состава Вооруженных Сил подверг очень резкой критике генералов за шапкозакидательство, за культ Гражданской войны, за неумение мыслить и действовать по-современному с использованием максимума огневых средств. Снял К. Ворошилова с поста наркома обороны и на его место поставил С. Тимошенко. Но инерция старого была очень сильна. Вот как, например, оценивал способности своих войск Д. Павлов, командующий Западным особым военным округом, на который в июне 1941-го придется главный удар немцев: по его убеждению, советский танковый корпус способен уничтожить одну-две танковые или четыре-пять пехотных дивизий противника. В январе 1941 года начальник Генштаба К. Мерецков утверждал на совещании высшего командного и политического состава:   “Наша дивизия значительно сильнее дивизии немецко-фашистской армии, и во встречном бою она, безусловно, разобьет немецкую дивизию”, а в обороне “отразит удар двух-трех дивизий противника”.   В действительности Красная армия, сравнимая по численности с немецкой, значительно уступала ей по качеству вооружений. Образцы новейшей техники, которую позднее стали справедливо называть оружием Победы, только-только начали поступать в войска, массовое производство этого оружия еще не было налажено. В 1940-м, например, “оборонка” произвела всего 150 танков Т-34 и ни одного штурмовика Ил-2. Особенно не хватало средств радиосвязи, транспорта, зенитной артиллерии, стрелкового оружия. А ситуация становилась все тревожнее. Сталин стремился оттянуть начало войны. Уже на склоне лет В. Молотов говорил писателю В. Карпову:   “К войне мы не были готовы — и не только в военном отношении, но морально, психологически. Наша задача психологически и политически заключалась в том, чтобы как можно дальше оттянуть начало войны”. При этом В. Молотов добавил: “Мы были готовы в стратегическом смысле, потому что за пятилетки был создан промышленный потенциал, который помог нам выстоять”.   Итак, оттянуть войну. Оттянуть до осени 1941-го, потому что осенью Гитлер не начнет, а в 1942-м, когда промышленность поставит на конвейер новейшие виды боевой техники, стране будет легче давать отпор агрессии. Так рассуждал Сталин. Цель понятна и разумна. Но он уверовал, что она реальна и достижима. Он считал, что Германия не рискнет воевать на два фронта. Советский посол в США М. Литвинов разъяснял американцам эту позицию:   “Мое Правительство получало предупреждения о предательских намерениях Гитлера в отношении Советского Союза, но оно не воспринимало их всерьез... потому, что считало безумием с его (Гитлера) стороны начинать войну на Востоке против такой мощной страны, как наша, не завершив войны на Западе”.   Но Сталин имел дело как раз с безумцем и авантюристом. План “Барбаросса” — чистая авантюра. Одним ударом, не имея ни резервов, ни материальных запасов, Гитлер рассчитывал одержать полную победу. Раз-два — и готово, как во Франции. До последнего мгновения Сталин надеялся, что сможет предотвратить войну. Агентурным сведениям не верил. Впрочем, и сами сведения получал взаимоисключающие. Начальник 1-го управления НКГБ П. Фитин (внешняя разведка) 17 июня представил Сталину спецсообщение из Берлина:   “Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью завершены, и удар можно ожидать в любое время”.   Начальник ГРУ Ф. Голиков утверждал обратное: все подобные сообщения   “необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от англичан и даже, может быть, германской разведки”.     “Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня “дезой” о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это нападение начнется завтра. То же радировал и генерал-майор В. И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на берлинскую агентуру”. (Этот “тупой” генерал, передавший в Центр точные сведения о нападении, погиб смертью храбрых в боях под Москвой).   В результате стратегическое развертывание наших войск не было завершено. Г. Жуков, назначенный за несколько месяцев до войны начальником Генштаба, неоднократно предлагал привести приграничные войска в состояние боевой готовности. Сталин отвергал эти предложения, опасался спровоцировать войну. Не один день Гудериан, приготовившийся к прыжку со своей мощнейшей танковой группировкой, наблюдал за границей. Нет, убеждался он, “русские ничего не подозревают о наших намерениях”. Вечером 21 июня командование Западным округом во главе с Д. Павловым слушало в минском Доме офицеров оперетту “Свадьба в Малиновке”, а командование нашей 4-й армии слушало в Бресте “Цыганского барона”. В 2 часа ночи через границу в сторону Германии прошел пассажирский поезд. Немецкий пограничник приветливо помахал рукой нашему машинисту. Гудериан совсем успокоился. А в 3.15 на русских пограничников обрушился шквал огня. Директива Генштаба о возможном нападении немцев с требованием встретить удар в полной боевой готовности ушла в военные округа только в ночь на 22 июня. Поздно. Большинство частей были подняты по тревоге не директивой, а разрывами бомб и снарядов противника. В полдень 22 июня по радио выступил В. Молотов. Страна узнала, что утром, на рассвете, без объявления войны германские войска вторглись на территорию СССР.   “Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона... Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед родиной и верой и выходили победителями”.   Так началась Великая Отечественная — гигантская битва, которая длилась 1418 дней, в которой с обеих сторон участвовало до 10 и более миллионов чел

Похожие статьи:

Похожие записи

  1. 1941-й (фильм)
  2. Заказ немецких аэрофотоснимков 1941-45гг
  3. 3.1 Ход боевых действий, июнь 1941 - ноябрь 1942 гг.
  4. Вторжение на Крит. 1941 год
  5. Орденоносные соединения, корабли и части ВМФ (1941-1945 гг.)

Новое на сайте

 
Hosted by uCoz