1941 : Официальный сайт автора и исполнителя в стиле Русский Шансон

Официальный сайт автора и исполнителя в стиле Русский Шансон

Архипелаг ГУЛАГ. Жертвы политических репрессий. Вынужденные эмигранты Введенский Александр Иванович, 1904 года рождения, уроженец Ленинграда, русский, гражданин СССР, беспартийный, литератор, до ареста проживал в Ленинграде, Съезжинская ул., д. 37, кв. 14. Арестован 10 декабря 1931 года. Обвинялся в преступлении, предусмотренном ст. 58-10 УК РСФСР. Постановлением выездной сессии Коллегии ОГПУ от 21 марта 1932 года из-под стражи освобожден и лишен права проживать в 16 пунктах СССР и погранокругах сроком на 3 года. Постановлением Президиума Ленинградского городского суда от 18 января 1989 года постановление Коллегии ОГПУ от 21 марта 1932 года в отношении Введенского А.И. отменено, и дело о нем производством прекращено за отсутствием состава преступления. Из книги «Писатели Ленинграда». Введенский Александр Иванович (19.01.1904, Петербург - 1941), поэт, детский писатель. Учился на филологическом факультете Ленинградского университета. К детской литературе привлек его С. Маршак. Первые произведения для детей опубликовал в 1928 году. Постоянно печатался в журналах «Чиж» и «Еж». Перевел сказки братьев Гримм. Автор пьесы «Елка у Ивановых». В 1936 году переехал в Харьков. Последнюю книжку написал в начале Великой Отечественной войны. По некоторым сведениям умер при эвакуации из Харькова. В 70-е годы его произведения неоднократно переиздавались. Мяу. М.-Л., 1928; Много зверей. М., 1928; Авдей-ротозей: Рассказ. М., 1929; Железная дорога. М., 1929; Летняя книжка. М., 1929; На реке. М.-Л., 1929.- Совместно с художником Е. Эвенбах; Путешествие в Крым. М., 1929; Зима - кругом. М., 1930 и др. изд.; Бегать. Прыгать: Рассказы. М., 1930 и 1931; В дорогу. М.-Л., 1930; Ветер. М.-Л., 1930; Коля Кочин. М., 1930; Октябрь. М.-Л., 1930 и 1931; Рабочий праздник. М., 1930; Рыбаки. М.-Л., 1930 и 1931.- Совместно с художником В. Ермолаевой; Мед. М.-Л., 1930.- Совместно с художником Е. Эвенбах; Кто? М., 1930 и др. изд.; Конная Буденного. М., 1931; Письмо Густава Мейера. М.-Л., 1931; Подвиг пионера Мочина. М., 1931; Путешествие в Батум. М., 1931; П. В. О. К обороне будь готов! Л.-М., 1931; Володя Ермаков. М., 1935 и 1959; Лето и зима. Л., 1935 и 1936; Катина кукла. М.-Л., 1936; О девочке Маше, о собаке Петушке и кошке Ниточке. М.-Л., 1937 и 1956; Щенок и котенок. М.-Л., 1937 и др. изд.; Самый счастливый день. Одесса, 1939; М.-Л., 1940; Люсина книжка. М., 1940; Наташа и пуговка. Киев, 1940; Лето (рассказы и стихи). М.-Л., 1941; А ты? М.-Л., 1941 и др. изд.; Когда я вырасту большой. М., 1960; Дождик, дождик! М., 1962 и др. изд.; Сны: Стихи. М., 1965; О рыбаке и судаке. Л., 1975; Река: Книжка-раскраска. Л., 1977 и 1979. «Я понял, чем отличаюсь от прошлых писателей, да и вообще людей. Те говорили: жизнь - мгновение в сравнении с вечностью. Я говорю: она вообще мгновение, даже в сравнении с мгновением». Так воспринимал мир поэт Александр Введенский. Удалось ли ему воплотить такое видение в своих произведениях? Судить об этом можно только по сохранившимся рукописям, а их не так уж много. Александр Иванович Введенский родился на Петербургской стороне 23 ноября (6 декабря) 1904 года. Учился в гимназии им. Л. Лентовской (на углу Бармалеевой и Большого проспекта), имевшей сильный состав преподавателей; некоторым из них по политическим соображениям было запрещено преподавание в императорских гимназиях. Директором гимназии был В. К. Иванов, хорошо знакомый с творчеством Салтыкова-Щедрина, иногда заменявший учителя словесности в их классе. Классным же наставником и преподавателем истории был А. Ю. Якубовский, будущий академик. Но особое влияние на Введенского имел Леонид Владимирович Георг, большой знаток поэзии, лично знакомый с А. Блоком, всемерно поощрявший в учениках любые литературные занятия. Большой популярностью у учеников пользовался кружок «Костер» - детище Георга, в котором знакомились с новой литературой - читали Блока, Ахматову, Гумилева. Введенский был активным участником этого кружка. Осенью 1919 года бывшую гимназию, названную 10-й единой трудовой школой, перевели на ул. Плуталова, 24. После окончания школы в 1921 году Введенский вначале поступил на юридический факультет Университета, но вскоре перешел на китайское отделение восточного факультета. Однако литературные интересы пересилили, и он прекратил посещение лекций. Теперь его можно было встретить у Н. Клюева или М. Кузмина. Вероятно, Введенского интересовали все современные виды искусства, потому что в то же время он частый гость в Институте художественной литературы, которым руководил К. Малевич и где преподавал В. Татлин. Чуть позже он знакомится со школой левого искусства - П. Филоновым и его учениками. Происходит встреча с Д. Хармсом. Введенский и Хармс декларируют поэтическую платформу «двоих». Эта встреча определила многое в жизни обоих поэтов. С этого времени их судьбы развивались по одной неровной линии. Хармс стал называться «чинарь-взиральщик», а его друг - «чинарь Авторитет бессмыслицы александрвведенский». Именно так: с маленькой буквы и вместе он подписывает теперь свои опусы. Оба вступили в Союз поэтов, оба напечатали по стихотворению в сборниках Союза - «Собрание стихотворений» и «Костер» (Л., 1926, 1927). Вскоре к чинарям присоединились Н. Заболоцкий, Д. Левин, И. Бахтерев, К. Вагинов. Их группу пригласил стать одной из творческих секций Дома печати его директор А. Баскаков. Они назвались ОБЭРИУ, выпустили «Манифест», в котором Введенский характеризуется следующим образом: «А. Введенский (крайне левое нашего объединения) разбрасывает предметы на части, но от этого предмет не теряет своей конкретности. Введенский разбрасывает действие на куски, но действие не теряет своей творческой закономерности. Если расшифровать до конца, то получается в результате - видимость бессмыслицы. Почему - видимость? Потому что очевидной бессмыслицей будет заумное слово, а его в творчестве Введенского нет, нужно быть побольше любопытным и не полениться рассмотреть столкновение словесных смыслов. Поэзия не манная каша, которую глотают, не жуя и о которой тотчас забывают» (разрядка авторов). А. Македонов, знаток творчества Н. Заболоцкого, дает несколько иную характеристику Введенскому: «...Опыты Введенского были одной из многих попыток создать литературу „подсознания" (или "сверхсознания"), вроде экспериментов сюрреалистов. На русской почве, в условиях советской действительности, они были менее мрачными, и, кроме того, в отличие от сюрреалистов, обереуты стремились к созданию своеобразных алогических и надлогических систем, с элементами к тому же пародийной игры» (разрядка автора). Начались публичные выступления группы. О самом знаменитом под названием «Три левых часа» «Красная газета» сообщала: «Непонятно? Еще бы! Для того и делается... Вчера в "Доме печати" происходило нечто непечатное, насколько развязны были обереуты («Объединение реального искусства»), настолько фривольна была и публика. Свист, шиканье, выкрики, вольный обмен мнениями с выступающими... Не в том суть, что у Заболоцкого есть хорошие стихи, очень понятные и весьма ямбического происхождения, не в том дело, что у Введенского их нет, а жуткая заумь его отзывает белибердой, что "Елизавета Бам" - откровенный до цинизма сумбур, в котором "никто ни черта не понял", по общему выражению диспутантов. Главный вопрос, который стихийно вырвался из зала: "К чему? Зачем? Кому нужен этот балаган?"» Таково было официальное восприятие их искусства. А вот впечатления начинающего художника Бориса Семенова, впервые увидевшего обереутов, в том числе и Введенского, и запомнившего этот вечер. «У Введенского был рокочущий голос. Читал он очень торжественно, на одной ноте. Его чтение увлекало не то, чтобы значительностью содержания, а скорее невероятным сплавом лирического и заумного. Прекрасные женщины летали по воздуху, свистели зеленые бобы, а певчие птицы преображались в чоботы» Трудно, говоря о Введенском, не включать в повествование Хармса, и - наоборот. Все пишущие об одном или о другом непременно сравнивают их поэтические манеры, находят сходства и различия и обязательно говорят об отличии их внешнего вида, манер, образа жизни. Они - нераздельны. «Хармс эксцентричен с головы до пят. Он сам в оригинальном своем обличье - человек-спектакль, - продолжает свои воспоминания Б. Семенов. Введенский же ничем не выделялся, хотел быть, как все. Один и тот же серый костюм, кепка с пуговкой, ленивая походочка - никаких тростей, крахмальных воротничков. Единственная любимая вещица - серебряный мундштук с кавказской чернью. Хармс не понимал смысла карточной и другой азартной игры. Он просто терпеть не мог картежников. Введенский был по-гусарски азартен - вот я уже другой раз повторяю словечко, подходящее к облику Александра Ивановича, не зря. Действительно, было что-то гусарское в его цыганских глазах, да и в пристрастии к рискованным спорам "на пари". Деньги не задерживались в его руках, они просто испарялись из его потертого бумажника. Впрочем, как раз в этом они с Хармсом были похожи. Что же касается общих вкусов в литературе, в искусстве, то здесь очень определенные оценки и мнения всегда у них совпадали точно, в чем я убеждался с некоторым даже удивлением». На другое их выступление пришли редакторы детского отдела ГИЗа Евгений Шварц и Николай Олейников. Было это, как свидетельствуют бывшие обереуты И. Бахтерев и А. Разумовский, весной 1927 года на вечере в Кружке друзей камерной музыки. Их приход не был праздным. Они пригласили выступавших поработать для детей. Предложение приняли, ибо других заработков не было. «Какой прок, казалось бы, можно извлечь для детской литературы, требующей содержательности и ясности, из заумного творчества?» - задает вопрос Лидия Чуковская, в ту пору ближайшая сподвижница Маршака, и отвечает словами своего «шефа»: «Но мне казалось, эти люди могут внести причуду в детскую поэзию, ту причуду в считалках, в повторах и припевах, которой так богат детский фольклор во всем мире». За их молодым задорным экспериментаторством он сумел разглядеть и талантливость и большую чуткость к слову. В их "заумничанье" он разглядел нечто весьма для детской литературы ценное - тягу к словесной игре». Л. Чуковская говорит, что для одного из первых своих произведений для детей - «Кто?», ставшим уже классикой, Введенский выполнил «не менее двадцати вариантов». ...Или толстый, как сундук, Приходил сюда индюк, Три тарелки, два котла Кинул клещи с молотком... Это только начало повествования. Дальше дядя Боря обнаруживает погром и в своем кабинете: «банку, полную чернил, кто-то на пол уронил», а на ее место положил «деревянный пистолет»; со стен «все картинки сняты», а на гвоздиках висят «дудочка и складная удочка». Но: Убегает серый кот, Пистолета не берет, Удирает черный пес, Отворачивает нос, Не приходят курицы, Бегают по улице. Важный, толстый, как сундук, Только фыркает индюк, Не желает удочки, Не желает дудочки. Восьмилетний гражданин, Мальчик Петя Бородин. Напечатайте в журнале, Кто... В этой же игровой манере написаны им «Зима кругом» (1930), «Лошадка» (1929), «Коля Кочин» (1929), «Умный Петя» (1932), «Где ты живешь?» (1933), «Володя Ермолаев» (1934), «Песенка машиниста» (1940) и др. «Писал А. Введенский для старших ребят революционные частушки и призывы, близкие к частушкам и лозунгам "Окон РОСТа", писал и веселые дразнилки для маленьких. Но основой его творчества была лирика. А. Введенский - рожденный, природный лирик умел радостными словами говорить с детьми о звездах и птицах, о просторе наших лесов, полей, морей, небес. Чистый и удивительно легкий стих А. Введенского вводит ребенка не только в мир родной природы, но и в мир русского классического стиха - словно в приготовительный класс перед веснами, звездами, ритмами Тютчева, Баратынского, Пушкина». Вот, например, его стихотворение «

Похожие статьи:

1941

1941

Официальный сайт автора и исполнителя в стиле Русский Шансон

Похожие записи

Новое на сайте